* * *
Боль бывает смерти хуже,
Проклинать смерть ты не смей.
Если болью перегружен,
То и призываешь смерть.
Что уйду – я не тоскую,
Тосковать не буду впредь.
Боже, дай мне смерть такую,
Чтоб с улыбкой умереть.
* * *
Ходили в грязных телогреях
И разбитых сапогах,
Но, зато была идея, -
Просто «Ах!» -
Все обязаны трудиться.
Труд – не мотылька возня.
Щи – с капустою водица,
На второе – размазня.
Царь наш батюшка щербатый,
Вечно словно на войне,
Не любил людей богатых,
Рассуждающих, - вдвойне.
О стране свободной пели:
«Мчитесь наши поезда!»
И, естественно, тупели
Массы, веси, города.
Люди – черви, люди – гниды,
Что не скажешь про вождей…
Поднимались пирамиды
И стоят до наших дней.
* * *
Торопится северный ветер,
Туч гонит густую рать.
Ряднину темную эту
Солнце не может прорвать.
Луч яркий бессилен тОнущий,
Стихия порыва крута...
И мы, бываем беспомощны,
Хоть солнца лучам не чета.
* * *
Рассказала своё осень,
Успокоил ее холодок –
По затону волны не носит,
Застекляет лужи дорог.
Голубеют небес фиалки,
И такая стоит тишина...
Оставлять мне и осень жалко,
Потому, что родная она.
* * *
Плачут и травы, и тучи;
Плачет ивняк под горой;
Плачет шальной невезучий,
И безнадежно больной.
Не плачь, дорогой человечек,
Радости ждет страна.
Если не здесь с нею встреча,
Где-то же будет она.
* * *
Не надо ломать голову,
Не надо гудеть об отчаянии;
Что даст судьба — годно,
Отчалим, коли причалили.
Что будет — забота не наша,
Хочешь, не хочешь — примешь;
Так что паши Паша,
Покуда не к глине примесь.
* * *
Зачем бояться — в глубь сорваться,
Зачем трястись как трясогузка;
Ведь все равно расслабишь пальцы,
И канешь камнем — тяжким грузом.
* * *
Останутся луна и звезды
Тем, кто идет за нами вслед,
И эти тучи, этот воздух,
Дай Бог чтобы на много лет.
А мы свое отпировали,
Мы отстрадали что дано;
И, вот, совсем спокойны стали,
Как залежалое зерно.
Живите дружно, наши детки,
И волосат, и тот, кто брит,
Не сунемся мы, ваши предки,
В благоустроенный ваш быт.
И вы окажетесь в пролете;
На гору лезем мы для ям.
Когда-нибудь и вы споете
Вот эту песню сыновьям.
* * *
К пруду наклонилась ива,
В воду летит пух.
От незнакомой силы
Кузнечика голос потух.
Нет от солнца подарка,
Куда-то умчались стрижи...
Просто цветок неяркий
Исчез с полевой межи.
* * *
А верим мы тому, что видим,
Законы знаем только те,
Которые однажды выданы.
Что говорить о высоте, -
На высоте свои законы,
И нам их не дано постичь.
Земли не знаем мы опричь,
Мы к ней с рождения влекомы.
* * *
Что тебе скажут звезды
Когда ты на них глядишь?
А может за них сможет
Ответить ночная тишь?
Прекрасны небес ткани,
Как все, что видим окрест.
Шлифуем мы звёзды глазами.
От этого их блеск.
* * *
Ничто не вечно под луною,
Однажды трубы вострубят;
Еще сегодня я с тобою,
А завтра буду без тебя.
Так выстрел грянет из двустволки,
Не дрогнет верная рука…
Разбита жизнь одна в осколки,
А стая скрылась в облаках.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Зачем бояться — в глубь сорваться,
Зачем трястись как трясогузка;
У трясогузки хвост трясётся (гуз), а не она вся. Интересно, тот к кому Вы обращаетесь с подобным сравнением чем напомнил Вам трясогузку? Комментарий автора: Да и сама вся трясётся вместе с гузкой.
Поэзия : 1) "Красавица и Чудовище" 2002г. - Сергей Дегтярь Это первое признание в любви по поводу праздника 8 марта Ирине Григорьевой. Я её не знал, но влюбился в её образ. Я считал себя самым серым человеком, не стоящим даже мечтать о прекрасной красивой девушке, но, я постепенно набирался смелости. Будучи очень закомплексованным человеком, я считал, что не стою никакого внимания с её стороны. Кто я такой? Я считал себя ничего не значащим в жизни. Если у пятидесятников было серьёзное благоговейное отношение к вере в Бога, то у харизматов, к которым я примкнул, было лишь высокомерие и гордость в связи с занимаемым положением в Боге, так что они даже, казалось, кичились и выставлялись перед людьми показыванием своего высокомерия. Я чувствовал себя среди них, как изгой, как недоделанный. Они, казалось все были святыми в отличие от меня. Я же всегда был в трепете перед святым Богом и мне было чуждо видеть в церкви крутых без комплексов греховности людей. Ирина Григорьева хотя и была харизматичной, но скромность её была всем очевидна. Она не была похожа на других. Но, видимо, я ошибался и закрывал на это глаза. Я боялся подойти к красивой и умной девушке, поэтому я общался с ней только на бумаге. Так родилось моё первое признание в любви Ирине. Я надеялся, что обращу её внимание на себя, но, как показала в дальнейшем жизнь - я напрасно строил несбыточные надежды. Это была моя платоническая любовь.